В Юрмале я больше недели, а приходить в себя начинаю только сейчас.

Радостного, конечно, маловато, но я и не особо надеялась. Здорово быть человеком, который с нетерпением ждёт каникул, чтобы побыть с семьёй. Я же научилась воспринимать поездки домой как время-на-проработку-травм, время на shadow work. Стараюсь прощать себе слёзы, подмечать детали, по возможности погружаться в неприятное, но уже не в качестве участника событий, а так... отстранённо. Будто я на экскурсии. Туристическая поездка по детским воспоминаниям. Получается, конечно, не всегда.

Недавно отправились с мамой в театр (в Латвии они открыты с соблюдением определённых мер). Мы немного опаздывали, и мама устроила скандал, посвящённый моей нерасторопности: выяснилось, что она ненавидит опаздывать и конечно же никогда не-, но стоит появиться мне — всё летит в Тартар.
В такие моменты совершенно бессмысленно развязывать спор. И в принципе отвечать. Мама опаздывает гораздо чаще, чем приходит вовремя, в зал нас всё равно пустят, сегодня по дороге в Ригу мы попали в пробку — всё это пустая трата слов; с таким же успехом можно пытаться потушить пожар россыпью капель из детской лейки. Расстраиваться тоже бесполезно и даже мучительно: мама-то восстановит ресурсы быстро, а мне потом себя собирать. Но тогда я подумала о том, как часто кто-то из моих друзей в СПб опаздывал, как часто я сама задерживалась, и ни разу это не послужило причиной ссоры: мы радовались встрече, шутили и шли дальше. Однажды из-за меня мы с одногруппницей опоздали на концерт. По дороге на встречу с ней я строчила извиняющиеся смски и задыхалась от ужаса: это конец. Не знаю, конец чего — дружбы или всего бренного мира, но уж то, что конец, мне виделось ясно. Конечно знакомая считала иначе. Мы просто немножко опоздали. Это ерунда.
Короче стоило мне вспомнить об этом, глаза наводнились. Я плелась за мамой, придерживая подол платья, и совершенно ничего не могла с собой поделать — дорога мутнела, макияж насмарку. При входе в зал (мы, кстати, успели к началу) какая-то женщина предложила мне воды. И вот я сижу в полумраке, сжимаю стаканчик и надеюсь, что никто не заметит, как я реву.

Это был уютный квартирник (в зале человек 40), пели и читали Окуджаву. На словах «девушка плачет», артистка, могу поклясться, мне подмигнула. А спустя пару песен позвала на сцену поучаствовать в интерактиве. Не знаю, сделала ли она это из сочувствия или решила, что я орошаю пол слезами, потому что растрогалась.

Что ж, роль безучастного исследователям пока мне даётся со скрипом. Но есть ещё как минимум месяц на практику.

Снова подала документы на продление российской визы. Очень-очень надеюсь, что на этот раз не придёт отказ, потому что повторно пробиваться в МФЦ, заполнять бланки и вот это вот всё ну вообще не хочется. Да и времени нет: в июле последний шанс отправиться в Ригу вместе со знакомыми мне людьми, как оно получится потом — не знаю.

Честно говоря, я вообще не хочу никуда уезжать. Карантинить здесь немного нервно и не очень продуктивно, зато без матери. Хорошо бы хоть раз почувствовать, каково это — проводить лето так, как хочется мне: сидеть в удобной позе, общаться с приятными людьми, дышать свободно. Дома я буду вынуждена жить по её правилам, а они не подчиняются логике — только скачущему настроению. Из-за коронавируса мама отменила две поездки в СПб, и я пребывала в относительном душевном равновесии несколько месяцев. Не приходилось тщательно выверять каждый шаг по линии её спокойствия, просить, убеждать, останавливать и принимать абсурдные решения типа «кто дороже: друзья или собственная мать?!» Это была жизнь без истерик.
Казалось бы — одно лето, даже меньше, какие-то месяцы. Но эти месяцы как будто отшвыривают меня на годы в прошлое, весь прогресс (если он вообще есть), вся выдержка ею втаптывается в пыль.

Стараюсь об этом не думать: сперва экзамен, виза, несколько дней постсеместрового сна, потом уже...

Странное дело: пишу и почти не ощущаю за собой никакой вины.

Первым естественным порывом, когда я пришла сюда, было: ох, надо поскорее почистить старые записи. Что ж, вполне в моём стиле: почистить, замазать, удалить. С другой стороны, если уж я вернусь к дневнику, как планирую («планирую» всё-таки не совсем верное слово и какое-то вообще не про меня сейчас), то надо о чём-то писать. А писать нечего. Практически любой мой день в последнее время можно сжать до простенькой цепочки из нескольких действий: проснулась, проверила почту, поплакала без причины и настроения.
У прежней меня как будто жизнь была поинтереснее, что ли. Или это я умудрялась подавать всю ту же рабочую схему в пафосном обрамлении?

Теперь буду писать, как пишется. А там уж посмотрим.

Стояла в ванной, смывала шампунь с волос. Пыталась вспомнить, какие вообще существуют предэкзаменационные приметы. Вспомнила. Мыть голову нельзя.

Завтра я сдаю экзамен по фонетике. Преподавательницу, которая будет у нас его принимать, в университете ласково называют "Великая и Ужасная". Не хочу пугать себя заранее, поэтому пересказывать те слухи, что о ней ходят, не буду. Лучше пойду спать, а вот завтра составлю свое субъективное мнение...
(пока не волнуюсь, но завтра как бы не потерять самообладание)

Только собралась вернуться сюда после перерыва, а дайри загибается. Или нас всех некрасиво обманывают.
Как бы то ни было, пока не хочется об этом размышлять: слишком дорого мне это место, и я не знаю, куда податься, если его не станет.

На всякий случай:
VK, instagram.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Первое сентября было неделю назад, а по ощущениям - месяц.

В ответственный день меня не оказалось в списках, и сразу после линейки с разноцветными шариками и толпой в меру взолнованных студентов я отправилась в деканат, а тот по традиции послал меня в другое место. На этот раз - к заму по учебной части, той самой, которая пыталась нагнать на нас страх на собрании.

- Ваша фамилия?

Я представилась.

- А-а, барышня без отчества!

Меня определили в группу 2ЛА: лингвистика, английский. Значит, я написала тест достаточно хорошо.
Отчество мое (точнее - его отсутствие), кстати, вызывает определенное недопонимание. Так непривычно: в Латвии по батюшке мы называли только учителей (русскоязычных), тут мое несчастное отчество резко стало всех интересовать: и в гос. учреждениях, и в университете.

Еще несколько популярных вопросов от тех, кто узнает, что я из Латвии:

"Почему ты приехала в Россию?"
"Это твоя настоящая фамилия?"

И мое любимое:

"Откуда ты так хорошо знаешь русский?"

Дни проходят очень быстро, путаются друг с другом в памяти. Это даже не рутина, а ускоренная перемотка: вчера - сегодня - завтра. Дни проходят (вместе с тем) очень медленно, трещат от обилия новых впечатлений.
Примечательно, что я уже не чувствую себя абсолютно чужой Городу, как то было в самом начале. То есть, меня по-прежнему удивляют многие вещи, но, кажется, Петербург не против меня с собой познакомить. Что-то вроде окончания испытательного срока (по крайней мере, я на это надеюсь).
Каждое утро я заскакиваю в автобус (однажды я полюблю метро) и еду через Неву. Потом - шагаю по Невскому, заворачиваю возле Казанского собора и, огибая болтающих друг с другом студентов, захожу на территорию Герцена. Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы я перестала с каким-то немного восхищенным удивлением рассматривать все вокруг? Наверное - много.

Квартира, кажется, потихоньку становится Домом. После уборки и утыкания комнаты всякими милыми мелочами тут стало даже уютно. И два больших окна. Светло, свежо - как я люблю.
Мама давно (по меркам этого замедленно-ускоренного времени - давно) уехала. Я готовлю еду, подшиваю платье, хожу в магазин. Из ряда хрущовок я выцепляю взглядом свою по засохшим цветам на балконе. Сначала думала выкинуть это уродство, но, кажется, полуубитые васильки - тоже часть Дома.

Очень хочу сделать две вещи: рассказать о самом обучении и спать. Пожалуй, пока выберу второе.

Пациент скорее мертв, чем жив.

Говорить о том, что у меня не было времени сюда писать, было бы сильным преуменьшением. Преуменьшением того ада, что творился последние дни, начиная с моего приезда в Питер и заканчивая... ах, ну да, он еще не закончился.

Рижская карточка перестала действовать, как только я пересекла границу РФ. Кстати, такое со мной впервые: до этого симка всегда работала, пусть тариф становился значительно дороже.
В автобусе я написала двоюродному брату, он вызвался меня встретить. А как встретиться без средств связи?.. В итоге я мерзла возле другого автобуса, делала вид, что жду кого-то, а сама ловила вай фай. С братом нашлись, он был не один - с девушкой. Девушке я не понравилась, всю дорогу она молчала и старательно излучала в мою сторону волны неприязни.
Прибыли в гостиницу. Дальше все пошло по одному месту.

На следующий день мне нужно было написать экзамен, встать на миграционный учет, купить симку... С последним я справилась на "ура", побежала в иностранный отдел. Путь к нему, кстати, весьма интересный: нужно зайти в Герценовское общежитие, проскользнуть через застревающий турникет, зайти во двор (да-да, прямо в ту дверь с обманчивой надписью "выход"), а дальше - направо, к другой двери и по коридору.

Кстати, если когда-то магия цифр и работала, так это сейчас: ехала я на месте номер 13, гостиница - дом номер 6, общежитие - тоже 6, угадайте, кабинет под каким номером был мне нужен? Спасибо, Мироздание, я оценила намек слишком поздно.

А.Е. оказалась гораздо приятнее того образа, что я себе нарисовала, общаясь по переписке. Просто очень замотанной. Послала меня в миграционный учет, миграционный учет послал в деканат. А в деканате меня просто послали.

- Здравствуйте, мне сказали, что я должна отдать Вам эту бумажку.
- Что? Зачем?
- Не знаю. Так сказали в...
- Не знаешь?! Она не знает! Нин, слышь, тут пришла девушка...

Дверь кабинета плотно захлопнулась.

Перед собранием нас немного развлекли кураторы - девочки и мальчики с третьих и четвертых курсов. Пытались продемонстрировать, как в университете классно. Думаю, их старания не были бы напрасны, если бы не зам. декана.
Она выгнала их на полуслове, встала у доски. Осанка королевская, прямоугольное лицо, вся речь пропитана одним-единственным посылом: здесь всем на вас решительно плевать, сосунки.
Я слушала вполуха, подняла руку для вопроса. На меня посмотрели, как на умалишенную.
Для получения электронных пропусков направила в 3 корпус. А там нет бюро пропусков. Тогда я еще не знала, что направлять не туда - это нормально.

Экзамен я написала... Не знаю. Понятия не имею, как я его написала. Преподавательница, следящая за процессом, была классной: пошутила, что тестирование это - наш вариант распределяющей шляпы. Пожалуй, она единственная ни разу ни на кого не огрызнулась.

А потом я пошла становиться на учет в миграционный отдел.
Очень душно, коридор узкий, освещен каким-то мерзким зеленоватым светом. Очередь огромная, вся состоит из китайцев. В конце этой очереди - я.
Не помню, как долго я стояла, но за час перевалило точно. Вползла в кабинет, тихо опустилась на стул перед Богом сия Отделения.

- Медицинский полис.

У меня его не было. В перечне документов, который выслала А.Е., никакой полис не значился, и я решила, что его можно купить как-нибудь потом. Что это не так срочно. Оказалось - срочно. И если покупать на месте - 6000 рублей. А у меня нет с собой таких денег.

- Если завтра не принесете полис или деньги на оный... Что ж, можете возвращаться в Латвию.

В гостиницу я пришла совершенно никакая. Соскребла все наличные, пошла искать банкомат, сняла оставшуюся сумму. Было отвратительно даже подумать о том, что с утра мне придется снова идти в это убогое общажное здание, стоять в очереди...
Я пришла за сорок минут до открытия. Передо мной уже выстроилось около 30 китайцев.

Меня заставляли читать и подписывать кучу ненужных никому бумаг. Хамили. Давали направления в разные учреждения, (в каждое нужно сходить до такого-то числа, потом - в иностранный отдел). Из миграционного учета я вышла с новой папкой листов и тут же встала в другую очередь - к А.Е. Она была еще длиннее предыдущей, я простояла там два с половиной часа, а потом весь отдел закрылся на обед. А.Е. выскочила из кабинета с чайником в руках, вытащила меня из шумливой толпы китайцев, дала яблоко.

- Иди поешь. Обязательно надо поесть. Придешь через два часа - пущу без очереди.

Еда... Сначала я не ела из-за нервов, потом из-за того, что почти все оставшиеся деньги потратила на медицинский полис. Вроде бы, перехватывала какую-то бурду в картонной коробочке (каша) и пару бананов. Честно говоря, чувство голода как будто атрофировалось: мне уже и не хочется есть, я ощущаю слабость - но не более.
За эти два часа я успела продлить проживание в отеле (с обещанием занести деньги "потом"), выпить сладкого чая для энергии и вернуться в иностранный отдел.

А.Е. действительно пустила меня без очереди.

- Ты пойми, - говорила она, одной рукой штампуя договор об учебе, а второй - скрепляя отказ от общежития, - никто тут к тебе плохо не относится. Просто... ну да, в России вот такое отношение к иностранцам - в целом. Мы вынуждены подчиняться правилам.

Вчера в Санкт-Петербург приехала и мама с другом. Осмотрела мою будущую квартиру, ужаснулась, написала, чтобы я не ехала туда: очень грязно, мол, ты такой грязи в жизни не видела. Она вызвала службу уборки.
Я тем временем вернулась в отель и разревелась, сев на пол. Я не могла объяснить маме, что мне решительно все равно, насколько грязная квартира - мне просто хочется до-мой, хоть в какой-то дом, даже если с плесенью и тараканами. Маленький номер гостиницы с видом на помойку начинал вызывать клаустрофобию.

Сегодня мне нужно сделать флюорографию и оформить карточку "Мир". И сходить в иностранный отдел, конечно же. Дорогу туда я уже могу находить с закрытыми глазами.

Наверное, все, что я написала здесь, звучит так, как будто я хочу в Ригу. Но это не совсем верно.
Мне кажется, город проверяет меня на прочность. По крайней мере, легче думать именно так. В конце концов, никто не сказал, что будет легко; это здорово - приезжать в Санкт-Петербург, имея обратный билет в кармане. Туристом вообще смотришь на город совсем иначе, через призму вот этого я-тут-не-навсегда восприятия. Наблюдаешь со стороны - прекрасный цветной калейдоскоп, попадаешь внутрь - зеркала и разноцветные стекляшки. Но это не разочарование, а всего лишь взгляд под другим углом.

Я по-прежнему очень люблю Петербург, не жалею, что приехала, очень хочу познакомиться с ним поближе.
Но сначала - в иностранный отдел.

На полу раскиданы мои вещи, красиво звучало бы "все мои вещи", но нет, не все: большая часть уже собрана в огромные мешки для мусора, которые даже воняют, как мусор. В некотором роде это символично: не надо так захламляться, потому что переезд может взять и случиться совершенно неожиданно, когда ты был почти уверен, что остаешься в маленькой домашней Латвии.

Маме все хуже. Она плачет и говорит, что, может, мне и не стоит никуда ехать. Говорит, что раз я не переживаю, то и не буду по ней скучать. А я переживаю, просто мое переживание опять отражается физически: на ладонях жуткие экземы, бессонница, головная боль. Мама вздыхает почти-с-облегчением, но все еще неуверенно: она не приемлет эмоций, спрятанных от посторонних глаз; ей понятны слезы, истерики, но не экземы на руках.

Я сижу на полу, передо мной - дневники и творческие тетради. Я вспоминаю, что действительно была творческим ребенком: писала стихи, сочиняла рассказы, даже книгу в нескольких толстых блокнотах, но потом выкинула их, посчитав, что моя история недостаточно хороша. Я вспоминаю, что была самокритична уже в раннем школьном возрасте.
Очень тяжело, но нужно что-то делать с этим бумажным наследием. Я не могу оставить дневники здесь (их прочитает мама, а мне есть, что ей не рассказывать), но и не могу взять с собой: их слишком много, я слишком часто их меняла, боясь, что меня рассекретят.
Я оставляю в ящике стола детские смешные тетради на замочках, оставляю рисунки, которые многое говорят мне, но ничего не скажут посторонним глазам (кроме того, что они очень депрессивные). Кладу в чемодан два самых главных дневника, тетрадь со стихами, сочинительством которых я периодически занималась до 6 класса; письма беру, всю эту коллекцию белых конвертов от важных людей. Несколько акварельных набросков.
Я выкидываю школьные дневники, все и одновременно. Оставляю только ежедневники, которые я начала вести в 80-ой. А вот 40-ая - это то, что не следует бережно хранить в памяти, но и то, что не забудется, избавлюсь я от дневников или нет.

Я думаю: очень тяжело - вспоминать. И еще думаю: не предаю ли я себя тем, что тащу весь этот багаж с собой? Здорово было бы взять только самое необходимое, а прошлое оставить в прошлом, но так почти никогда не получается.

Мне кажется, Рига прощается со мной. Латвия прощается со мной. На протяжении последних дней здесь я встречаю людей, которых так давно не видела...
Удивленно обнаруживаю за кассой забегаловки Настю Ш., с которой тесно общалась с 6 по 9 классы. Мне пишет Вова Л. - моя первая большая детская симпатия. В мамином докторате сталкиваюсь с Ладой и А.И. - моими руководителями на балете, куда я ходила так давно, что уже не вспомню ни одного "па" (они учат немецкий и всей семьей переезжают в Германию - надо же!). В кафе я замечаю Юриса - моего друга детства. Он вытянулся, похудел, но шевелюра такая же взлохмаченная и смешная. Я в растеренности, я не видела его около десяти лет...

И эти дневники.

Чувство странное, как будто прошлое покушается на меня, как будто предлагает мне весьма заманчивый вариант - остаться.

"Скажи нашей рафинированной девочке, - говорит Владова моей маме по телефону, - что ей нужно быть настойчивее, сильнее. Она еще не прочувствовала, как в России относятся к иностранцам".

Владова, наверное, знает, о чем говорит: две ее дочери учились (а одна учится и по сей день) в Питере; первые несколько месяцев были ужасными, и ей самой пришлось бросить школу и родную партию, уехать к ним.

Только что произошло нечто очень страшное. Кажется, я ещё долго не усну, поэтому напишу лучше сюда.

Мылась в душе, слышу - грохот, мат, ссора. Под квартирой, которую мы снимаем этим летом (видимо, первый и последний раз) живет весьма скандальная семейка: ссоры - нечто совершенно будничное. Муж орет на жену, жена - на маленькую дочку. Но сегодня что-то громче обычного...
Напялила халат, позвонила в полицию. Мама спит крепким сном в соседней комнате. Я взяла нож, стою как дура в коридоре, не знаю, бежать в атаку или прятаться под стол. Тут раздаётся душераздирающее "ПОМОГИТЕ!", я открываю дверь и вижу соседку с ребёнком на руках.

"Он его убьёт, помогите, спуститесь, помогите!"

Втащила ее внутрь, закрылась на все замки, тут выбежала мама в берушах и увидела занимательную картину: я в халате с ножом, соседка в крови и с маленькой девочкой на руках.
По сбивчивому монологу стало понятно, что это ее любовник выломал дверь и пошёл с ножом на бывшего мужа, который, мол, пришёл повидать дочь...
Приехала полиция, ей надо спуститься, а она вцепилась мне в руку, кричит, что ее убьют. Любовник сбежал, полиция ждёт, и я спускаюсь с ней, там - кровь, все в крови...
Она остаётся с полицией, муж, кажется, жив. Девочка сидит у нас. Моя мама включает ей мультики.
Ребёнка поначалу трясёт, но лицо совершенно безэмоциональное, как будто так и должно быть, как будто это - в порядке вещей...

Потом вернулась соседка, сказала, что не собиралась писать заявление на любовника, но муж (очнувшийся, с травмами, размозженным носом и порезами, но живой) настаивает.

"Да вы не понимаете, да он из хорошей семьи, пацану просто пить нельзя".

Я и правда чего-то в этой жизни не понимаю.

Она ушла минут десять назад, а я все еще пью ромашковый чай. Как же так, что же это такое...
И Саша, эта девочка с лицом-маской.

Незабываемые последние дни в Латвии.